Местные старожилы по рассказам своих родителей ещё вспомнят смутно: мол, своё начало Азлань получила от монастырского подворья, и всего сто лет назад её основное население составляли монахини и монастырские работники.

Говоря современным языком, здесь находилось «подсобное хозяйство» Христорождественского женского монастыря, который расположен в центре Слободского.

О событиях 100-летней давности известно немного: сам монастырь был закрыт в 1924 году, и часть его насельниц, предположительно, нашла себе приют на этом подворье – подальше от глаз новой власти.

Но долго ли длилось это вынужденное отшельничество и чем завершилось? – Это старается выяснить игумения Феодосия, которая управляет жизнью возрождённого монастыря сегодня.

В эту импровизированную экспедицию вместе с игуменией Феодосией отправились также журналисты «СКАТа» и сотрудник Слободского краеведческого музея.

Их первым собеседником на земле Азлани стал Виталий Владимиров. Он подтверждает:

– Монастырское подворье было внушительным – помимо огородничества, рыболовства и разведения скота, была здесь даже собственная водяная мельница (на южной оконечности пруда, где и сегодня стоит плотина).

– ...Но всё это, – заключает Виталий Витальевич, – я знаю со слов матери и её ровесников. А если кто и застал ту пору лично, так уж, наверное, Анна Михайловна Зембекова – ведь ей уже за 90.

Старый домик Анны Михайловны – в минуте ходьбы от той площадки, куда в прежние годы молодожёны приезжали фотографироваться после ЗАГСа. Для своих лет хозяйка ещё крепка – управляется по дому, в минувшем сезоне вырастила и собрала урожай картошки…
Одни родственники, – говорит она, – уже на погосте лежат, а другие живут неблизко. Несколько лет назад пробовала и сама перебраться в город, но оказалось не по душе – потому вернулась в милую сердцу глушь, чтобы коротать вечера с котом и телевизором.

Она твёрдо помнит свои детские годы (дай Бог каждому в её возрасте) – но признаёт, что про судьбу монахов знает не больше нашего:

– Я родилась в Омсино и там провела первые пять лет своей жизни, пока в 1928 родители не привезли меня на тележке сюда. Только ни одного монаха к той поре уже не было в окрестности – видимо, их всех выгнали.

…Проект новой власти был таким: завладев монастырским подворьем, они собрали сюда бедное удмуртское население округи и создали коммуну. Тут-то и прозвучало впервые название «Азлань» – это было название коммуны (в переводе с удмуртского оно означает «Вперёд!» – любимый лозунг послереволюционной эпохи).

В конце 20-х о монастырском прошлом этих мест напоминали только развалины круглого строения (часовни?), где маленькая Аня играла с подругами.

А что же мельница? Её, – вспоминает А. Зембекова, – не стало в предвоенные годы, когда по недосмотру работников большая весенняя вода разбила старую мельничную плотину. В ту весну разломанное мельничное строение уплыло вниз по Ужоговице в матушку-Вятку.

Дальнейшая судьба Азлани типична для вятской провинции: в послевоенные годы молодёжь постепенно перебиралась в города за лучшей жизнью, а старики уходили в лучший мир. Так за полвека Азлань превратилась в «дачный посёлок», где постоянных жителей единицы, а большинство приезжает на выходные или в отпуск.

Покидая Азлань, я ощущаю себя, как бывало в детстве, когда читаешь захватывающую книгу и вдруг окажется, что не один десяток страниц подряд кем-то вырваны.

Но на лице игумении Феодосии не видно огорчения. Тут и я припоминаю святоотеческие слова, что всё тайное открывается в свой нужный час.

Подготовка публикации, фото – Михаил Спивак