Его имя в Слободском на слуху: в советское время Александр Помелов больше 10-и лет возглавлял районные электросети. Но многие ли знают об его участии в советско-японской войне 1945-го? Работая над новым сборником (об участии слобожан в той войне), сотрудники Центра патриотического воспитания им. Булатова на днях записали рассказ А. Помелова, – а мы предлагаем читателю его газетную редакцию.

Я родился в ноябре 1927-го в деревне Нагоряна (Кумёнский район), был первым ребёнком в крестьянской семье. Следом за мной родились ещё три брата?– Семён, Леонид и Сергей. Все они, слава Богу, доныне живы.

Дом, где мы жили, был старинный – его выстроил мой прадед Сафаней Авраамович, крепкий крестьянин-единоличник. Мой дед Прокопий Сафанеевич погиб на фронтах Первой мировой.

22 июня 1941 года мы с соседским парнишкой ушли на реку рыбачить. Следующим утро возвращаемся и не узнаём деревню: ревут недоеные коровы, народ бегает, будто на пожаре. Нам объяснили, что началась война.

Отца призвали в начале июля. Он попал в пехоту и в первую же зиму погиб в боях под Москвой. В 33 года мать овдовела с четырьмя детьми на руках.

1944-й год. Ещё до 17-летия меня призвали в армию. В моём потоке требования были – рост не ниже 1,5 метров, вес не меньше 55 килограммов. Мой рост был уже 1,63, и веса тоже хватало.

Однако врачебная комиссия признала меня ограниченно годным (из-за близорукости). Первое обмундирование, которое я получил, было сборным: ватные брюки и гимнастёрка новые, а вот бушлат с заплатой, шапка постиранная, и ботинки уже изрядно поношенные.

Для обучения меня направили в ижевскую ШМАС (Школу младших авиационных специалистов). Здесь до весны 1945-го я изучал вооружение всех отечественных самолётов, от лёгких бипланов до «летающего танка» ИЛ-2.

Не только пулемётами и пушками оснащались наши самолёты. На некоторых были установлены даже бесствольные системы реактивной артиллерии – те, что в обиходе звались «катюшами». Они и при стрельбе с земли наводили на врага суеверный ужас, а что уж говорить про атаку с воздуха.

Весной 1945-го нашу роту (200 курсантов) повезли на Дальний Восток.

9 мая эшелон остановился в Новосибирске. День был слякотный и нежаркий, а на вокзале – гулянье, гармонь, пляски. «Что за повод?» – спросили мы. Оказалось, Победа! На привокзальной площади нам повстречался старый-престарый дед, чудно игравший на скрипке. Разговорились, и он поведал:

– …Я тоже в свою молодость повоевал, ребята. С турками была война.
Если старик говорил правду – значит, было ему в тот момент уже 90 лет или больше.

На Дальнем Востоке я служил в 537-м штурмовом авиаполку – сначала мастером по вооружению, позднее механиком. Полк состоял из 4-х эскадрилий, по 12 самолётов в каждой.

По тематике политзанятий мы догадывались, что назревает важная операция. Догадки подтвердились утром 9 августа, когда на плацу перед знаменем полка нам зачитали приказ о начале боевых действий против японских милитаристов.

Скоро уставное «Машины?– на взлёт!» разнеслось по аэродрому, и наши самолёты с грузом бомб взяли курс на северо-восток Китая – в оккупированную японцами Маньчжурию. Каждый экипаж делал 2 или 3 вылета в день.

По возвращении на аэродром лётчик выходил из кабины насквозь мокрый?– думаю, не только из-за жары, но и от всех волнений-перегрузок воздушной работы.

Примерно в середине августа я впервые угодил под обстрел. В колонне машин мы (техперсонал полка) ехали к городу Пограничному, и по нам открыли огонь из пулемёта, поднятого на церковную колокольню. Многие были ранены; в другом соединении, что двигалось вместе с нами, несколько человек погибло… Первый раз я видел увечье и смерть совсем рядом с собой, потому те минуты навсегда врезались мне в память.

Вот ещё памятный случай: однажды меня с другими бойцами отправили «прочесать» местность, где из засады кто-то обстреливал всех проходящих. Это был первый случай, когда в полной боевой выкладке с оружием я прошёл большое расстояние по пересечённой местности – и ощутил, как тяжела служба пехотинца.

Доскажу про цель нашего рейда: в опасный район мы вошли, разделившись на несколько групп. Одной из групп удалось подойти вплотную к кустарнику, где засел стрелок-одиночка (японский солдат). Его обез-вредили и вытащили из засады живым, но тут же и расстреляли на наших глазах.

Впрочем, моей основной заботой на протяжении той 24-дневной войны оставалась вооружение самолётов?– его чистка, регулировка и ремонт. По временам нас, механиков, привлекали также к охране крылатых машин.

То и другое требовало времени, и не всякую ночь мне удавалось поспать. Зато уж когда удастся – спалось отлично в полевых условиях. Принесёшь в палатку ворох травы, высыплешь в свой угол – вот тебе и матрас, и подушка. И не успеешь лечь, как усталость сделает своё дело лучше всяких снотворных.

3 сентября закончились бои на нашем участке фронта.

252-я штурмовая авиационная дивизия, куда входил наш полк, за свои заслуги получила Боевое Красное знамя – и соответствующую приставку к названию: «краснознамённая». Сама 252-я дивизия (ею командовал полковник Василий Макаров) воевала в составе 1-го Дальневосточного фронта.

Осенью 1945-го на военном корабле через Японское море нас переправили в Корею. После войны в этих водах было полно мин. Чтобы обезопасить корабль, впереди него шли тем же курсом торпедные катера. Через определённые периоды с катеров поступал сигнал:

– Наш кильватер чистый, можно следовать за нами.

Но и при таких мерах предосторожности не раз сжималось сердце в тревоге, когда слышался за бортом подозрительный плеск или скрежет.

В Северной Корее я до сентября 1948-го служил на центральном аэродроме Пхеньяна. В некоторых работах здесь были задействованы пленные японцы. Со временем они неплохо научились говорить по-русски. Помню, как один из них подошёл к штурмовику ИЛ-2, погладил самолёт по крылу и стал рассуждать вслух:

– Вот бы мне такой в 1945-м – ух, много американских кораблей отправил бы я тогда на дно.

Простота и трудолюбие корейцев были поразительные. На моих глазах они строили в Пхеньяне университет?– без всякой техники, почти голыми руками. Только за плечами у рабочих висели какие-то корзинки, чтобы заносить наверх кирпичи и раствор.

После Пхеньяна нашу часть перебазировали на советскую территорию – в село Покровка. Оттуда в ноябре 1952-го я демобилизовался.

Вернувшись в Киров, я пришёл работать в городскую электросеть. Понял, что в теории хромаю, и стал учиться дальше: окончил школу рабочей молодёжи, потом Кировский политехнический институт.

В эти же годы я женился. Супруга Любовь Леонтьевна родила мне двух дочерей – Татьяну и Надежду. Но вот уж почти четверть века, как я схоронил жену и живу вдовцом.

В 1962-м мы переехали в Слободской, где я работал на нескольких руководящих должностях, в том числе с 1976 по 1987 годы возглавлял РЭС (предприятие районных электросетей).

Хватило нам работы в те годы – как раз строились новые 110-киловольтные линии, а также подстанции в Шестаково, Лекме и Карино. С этой должности я вышел на пенсию.

Мои главные фронтовые награды?– медали «За освобождение Японии» и «За освобождение Кореи».

Из тех, что получены за мирный труд, больше всего мне дороги два ордена – «Трудового Красного знамени» и «Знак Почёта», а также медаль «Ветеран труда».

Ещё одной наградой судьбы стали наследники: сейчас у меня четыре внука и два правнука. Хочется, чтобы их жизнь сложилась счастливо – без тех испытаний, что выпали на нашу долю.

Подготовка – Н. Лихачёва,
Центр патриотического воспитания им. Булатова