– Моя война длилась с января 1944-го до победного мая, – вспоминает 87-летний слобожанин Василий Николаевич Бахматов. 17-летним юношей он начал службу в батальоне спецсвязи, который тянул телефонный провод следом за наступающей пехотой. В канун памятной даты мы встретились с Василием Николаевичем, чтобы записать его рассказ про фронтовые будни.

Я был одним из шести детей в простой крестьянской семье, и жили мы в Зуевском районе. Отца призвали на фронт в самом начале войны, а в 1942-м пришло извещение о его гибели в Калининской области (сегодня это Тверская область).
Там, на Тверской земле, и сегодня есть братская могила с памятником, на котором в числе других фамилий выбито «Бахматов Н.Д.» – это мой отец.

Меня призвали в декабре 1943-го. С другими четырьмя земляками мы почти месяц прожили на пересыльном пункте под Кировом, прежде чем были отправлены на фронт в Калининскую область. Выпало мне освобождать от врага тот самый край, на защите которого два года назад сложил голову отец.

Наш 262-й отдельный батальон спецсвязи входил в 13-й полк 2-й армии, которая воевала на тот момент в составе 2-го Прибалтийского фронта.

Вот чем занималась наша рота: один взвод (где я служил) тянул новую линию вперёд – на землю, только что освобождённую пехотинцами; второй взвод шёл тем временем позади и «собирал» отрезки линии, которые оказались в тылу и стали ненужными.

Рыть ямы, ставить телефонные столбы, тянуть провод – это и в спокойной обстановке работа не из лёгких. А когда делаешь её на скорость, при постоянном риске авианалёта или артобстрела, то под конец броска не чувствуешь рук и ног, – да и с жизнью заранее простишься, если покажутся на горизонте самолёты люфтваффе. С их нарастающим гулом невольно сжималось сердце: не мою ли смерть они несут на борту? Но советские зенитные установки ни разу нас не подвели и не пустили немца дальше передовой. Увидев, что вражеский штурмовик развернулся и уходит восвояси, мы вытирали пот со лба: «Спасибо вам, друзья-зенитчики», – и шли с проводом дальше.

Кто с кем говорил по этому проводу? – Солдату о том знать не положено. Слышал я, что и до Москвы можно было дозвониться с нашей передовой. Согласно военной специальности (она называлась «линейный надсмотрщик») моя задача состояла ещё и в том, чтобы следить за сохранностью проложенной линии – выровнять натяжение и устранить обрывы, невзирая на погоду и время суток.

Но доложу вам, что и в минуты затишья наш старшина умел найти каждому работу – всё время мы что-то чинили, перематывали и подкрашивали. Наверное, старшина исходил из принципа, что на войне ум и руки солдата лучше постоянно держать занятыми, чтобы не оставалось времени на баловство и печальные мысли.

Отцы-командиры, светлая им память, все были серьёзные офицеры, не раз обстрелянные – потому на безрассудное геройство никогда нас не подталкивали. Наоборот, учили нас в любой ситуации сохранять выдержку и не терять головы:
– Когда враг отступает, на брошенной позиции просто так даже спичку не оставит. Что ни увидите интересного в освобождённом районе – не касайтесь и не подходите близко.

Мы к той поре хотя и понюхали, как говорится, пороху – а всё равно, в силу возраста, оставались простыми ребятами, в чём-то наивными. Гитлеровцы, зная про это, много подличали: оставляя очередной населённый пункт под натиском Советской армии, привешивали где-нибудь на заборе блестящую безделушку (чаще всего портсигар или зажигалку), а под ней зарывали мину. Двух однополчан потеряли мы на этих ловушках – не совладали парни со своим любопытством.

Пожалуй, самой тяжкой стороной фронтового быта для меня оказались зимние ночёвки в окопах, где нет у бойца ни одеяла, ни подушки, а есть только собственная шинель. И жёстко, и зябко, ну а раз выбирать не из чего – вожмёшься в мёрзлую землю да и дремлешь как-нибудь.

Зато каким удобством казался после этого привал где-нибудь под крышей – ну хотя бы в дощатом сарае!

Случались и маленькие радости окопной жизни в виде «наркомовских 100 граммов» (их выдавали в праздники и в самые сильные холода).

Жизнь всему научит: в землянке, приспособленной под баню, как сейчас помню, я умудрялся помыться всего двумя котелками подогретой воды.

Май 1945-го мы встречали уже в Румынии – и однажды, заступив на пост, я стал свидетелем внезапно начавшейся суматохи: вдруг в округе раздалась стрельба сразу из нескольких винтовок и автоматов, потом кто-то принялся запускать в небо осветительные патроны из ракетницы. Кому это понадобилось при солнечном-то свете?

Согласно инструкции, я немедленно доложил командиру о происходящем – и признался, что не имею даже догадок о причинах такой беспорядочной стрельбы. Командир тоже был не в курсе и позвонил кому-то по телефону. На половине разговора его лицо просияло. Положив трубку, он крикнул, не сдержав эмоций:

– Ура, Победа!

В этот же светлый день я стал свидетелем другой сцены. Служили вместе с нами два солдата уже в немалых годах ?– можно сказать, старички. Одного по возвращении с поста я увидел горько плачущим. Его историю мы знали, потому и без расспросов всё было ясно. За годы войны он потерял всех своих четырёх сыновей. Причём последний, четвёртый, служил в части, которая шла неподалёку следом за нашей – и шальной осколок оборвал его жизнь прямо накануне Победы…

Что такое «праздник со слезами на глазах»? Для кого-то это строка из песни, просто красивые слова, – а я всякий раз при этих словах вспоминаю лицо старика, который стоит среди всеобщего ликования и рукавом гимнастёрки размазывает по лицу слёзы.

В спецсвязи я оставался до апреля 1948-го, после чего ещё два года служил в 26-м пограничном отряде (в/ч 2021) в качестве стрелка-автоматчика. А завершилась моя служба на погранзаставе на границе с Турцией, где довелось вспомнить строительную науку – там мы возвели много оборонительных сооружений.

Строителем я остался и в мирной жизни. Осенью 1950-года после демобилизации вернулся на родину в Зуевку, а потом перебрался в Слободской. Здесь работал в СМУ (строительно-монтажном управлении) и женился на славной девушке Наталье Степановне. Три дочери выросло у нас, три внучка и две внучки; сейчас подрастают четыре правнука. Одна печаль – супруги моей уже 15 лет как нет в живых, правнуков она не дождалась.

Нет уже такого, как  раньше бывало – задремлешь в кровати, а потом вдруг вскочишь и думаешь спросонья: не на посту ли я уснул, не время ли бежать на обход линии?

Время залечило этот недуг, и теперь ночами я вижу мирные сны. А памятью о военной поре остались медаль «За победу над Германией», орден Отечественной войны II степени и юбилейные награды.

Информация – Н. Лихачёва,
Центр патриотического воспитания им. Булатова